Подарки
(иногда люди уходят за грань мрака. Совсем редко они возвращаются оттуда).
- Лина, привет!
- Ирка, ты? Сколько лет, сколько зим! Откуда звонишь?
- Из дворика рядом с домом, где вы с Виталиком жили раньше.
- Стоп-стоп-стоп! Хочешь сказать, что ты здесь? Здесь, в Калуге?
- Именно.
- Ох. Что же ты не позвонила раньше? Талька бы тебя встретил, я бы приготовила чего – а сейчас у нас в холодильнике шаром покати. Так что на ужин будет то, что сварганю на скорую руку, уж извини.
- Лин… Я не засижусь. В одиннадцать часов у меня поезд.
- Что же ты так, Ир? Сто лет не виделись – и с тобой, и со Славкой. Кстати, его-то ты с собой привезла?
Молчание.
- Ир? Ирка, я тебя не слышу!
- Алин, скажи - у тебя сохранился браслет, который Слава тебе подарил?
Взгляд женщины рассеянно скользнул по запястью, вокруг которого змейкой свернулась полоска потертой кожи. Сквозь нее в хитрой ассиметрии проходили два плетеных шнура, тускло отблескивали крупные стеклянные бусины. Когда-то еще был рисунок нанесенный чем-то вроде сусального золота, но он уже давно стерся, оставив разве что пару случайных искорок. Дурацкий браслет. Старый и к тому же дурацкий браслет. Сколько она его уже носит? Десять лет? Больше? И верно, никак не меньше дюжины. Вещи столько не живут.
- Да, сохранился.
- Ты сможешь мне его дать? На время. Линка, вопрос жизни и смерти!
- Хорошо, - удивленно ответила Алина. – Приезжай. Есть на чем записать адрес?
- Есть, диктуй.
Улица. Дом. Подъезд. Этаж. Квартира. Код домофона. Все это сказала Алина. Все это записала Ира.
- Ир, я не понимаю… Что случилось?
- Это произошло в прошлом году, Лин… - голос Иры в телефоне стал едва слышен. – Помнишь, Славка еще в институте купил свою первую доску? Он потом лихо выучился кататься, каждую зиму ездил на разные спуски, один круче и сложнее другого… Вроде даже на каких-то состязаниях выступал. Прошлой зимой мы поехали вместе… покататься.
В голосе рассказчицы зазвучали истеричные нотки.
- Он упал на середине склона – ноги подкосились. На середине какого-то идиотского склона, где обкатывают новичков!.. – она сглотнула. – В реанимации сказали – инфаркт. Он уже не пришел в себя, только медленно угасал день за днем…
- Ирка!..
- Слава умер, Лин. Нет больше нашего Славки… - слова сменил тихий, бессильный плач.
- Ирка, - нужно было перебить истерику, и Алина, как смогла, изобразила командный голос. – Адрес у тебя есть. Живо приезжай. Живо, слышишь? Мы уже ждем, я и Виталька. Хорошо?
- Хорошо… - и в трубке коротко пискнул сигнал завершения разговора.
* * *
Ира сильно изменилась с момента их последней встречи, и дело было не в возрасте. Надлом ощущался во всем – в осанке, в опустившихся плечах, в устремленном в пол взгляде, в крохотных морщинках на уголках губ. Жена, потерявшая мужа. Влюбленная девушка, потерявшая любимого. Нескладная девчонка, рассорившаяся с лучшим другом. Все это сплелось в единый и болезненный образ. Но все же, кроме бесконечной печали в ней чувствовалось и что-то еще. Непонятная, буйная, лихорадочная… надежда? Если да, то надежда – на что?
Ужин в честь встречи получился безрадостным. Тень отсутствующего, пустое место там, где должен быть ушедший друг, действовало угнетающе на всех. Пустые вопросы, пустые ответы. Еда, у которой не чувствуешь запаха и не различаешь вкуса. Коньяк, бьющий в голову, но не согревающий. Напоследок Алина все-таки попыталась еще раз уговорить Иру остаться переночевать, но та лишь покачала головой, да показала рыжий железнодорожный билет.
- Смоленск? Ты сейчас не обратно, не в Москву?
- В Смоленск.
- Зачем, Ир?
- Там сейчас живет Рыжик.
- Серьезно? Наш Борька?
- Он самый.
- Я-то думала – куда он делся… Передавай привет. И, если будет у нас на Колыме…
- … то пусть непременно заходит в гости, - закончила за нее Ира.
И уехала.
Алина машинально потерла запястье, на котором впервые за очень долгое время не было ничего, кроме ее собственной кожи.
Славка. Надо же, Славка. Никогда бы не подумала, что он будет первым из их компании. Вот уж кто всегда был здоров, как бык. Вот кто всегда светил, как солнышко. Отчаянный сорвиголова, озорник, весельчак, чего уж тут скрывать - бабник. Одним словом, живчик. И крупнейший специалист по всевозможным забавным глупостям. Тот же браслет – глупый, уродливый браслет – почему она его не выбросила еще сколько-то лет назад? Почему носила до сих пор, почти постоянно? Потому что это была память. Потому что этот смешной кусочек был похож на обвившую запястье улыбку. Потому что он грел.
Алина зябко передернула плечами. И прикрыла нещадно сквозящую форточку.
* * *
(Три месяца спустя. Квартира Иры).
- Мам, а мам? А когда приедет папа?
- Скоро, Сережка, скоро. Ты же читал открытку, которая пришла на Новый Год? Он очень хочет вернуться, но пока не может. У него много работы. Но он скучает по тебе не меньше, чем ты по нему. Он же не видел, как ты подрос за этот год – уже совсем большой стал. Представляешь, как он удивится?
- Еще как удивится! И будет учить меня ездить на сноуборде. Он обещал, что когда я стану большим, он научит меня!
- Конечно, научит. Всему научит, - Ира поправила одеяло, и потрепала сына по вихрастой макушке. – А теперь пора спать. Добрых снов, сынок…
- Добрых снов, мама, - маленький Сережа, улыбаясь, повернулся на бок. Ира погасила свет, вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. И пошла в кабинет.
Комната была похожа на музей. Музей памяти одного-единственного человека. Здесь все было совсем, как год назад. Чисто – она наводила здесь порядок чуть ли не ежедневно. Все вещи на своих местах. Книги на полках. Сноуборд на шкафу. Записная книжка, на три четверти исписанная знакомым почерком. Стоптанные тапочки рядом с компьютерным креслом.
Единственным непривычным предметом в комнате был чемодан, стоящий у входа – чемодан, который был пуст, когда она уезжала, и который теперь, по возвращении, был набит под завязку.
Ира погасила люстру, оставив светить лишь тусклую лампу на столе, взяла лежащий там же мел, и начала рисовать на вылизанном до немыслимого блеска паркете. Вскоре у нее получился силуэт, какими криминалисты обозначают положения тел на месте убийства. Силуэт лежал на спине (а может, на животе), широко раскинув в стороны руки и ноги.
Ира отбросила в сторону мел, и наконец-то раскрыла чемодан. Внутри были вещи. Самые разнообразные – полезные и безделушки, детали одежды и книги, посуда, часы… Бог весть что еще. Все эти предметы объединяло только одно – когда-то Слава со своей обычной широтой души и радостной улыбкой подарил их. Он любил делать подарки…
Ира машинально вытерла выступившую в уголке глаза слезинку, и принялась за дело. Разношенные кеды сорок первого размера (у одного надорван задник, второй откровенно «просит каши») легли боком туда, где у силуэта белели неровно вычерченные ступни. Пахнущий нафталином шерстяной шарф – туда, где была шея. Глупый, потертый кожаный браслетик – на правое запястье. Ремень с безъязыкой пряжкой – на пояс. Постепенно линии на полу практически полностью скрылись под грудой памятных вещей. Одетый силуэт окружал жиденький круг из книг, часов, портсигаров и прочего хлама. Вот и все.
Ира взглянула на висящие на стене часы – безотказно точные, но все равно ежедневно сверяемые – без двух минут полночь. Она поставила ненужный более чемодан у двери. Села в кресло. Погасила лампу. Сжала руки в кулаки, чтобы пальцы не выбивали нервную дробь по крышке стола. Ее глаза неотрывно следили за ползущей по циферблату секундной стрелкой, светящейся в темноте слабым люминесцентным сиянием.
Полночь. Часы начали отсчитывать раннее-прераннее утро нового дня.
Показалось, или в тени лежащих на полу вещей что-то шевельнулось?..
-
-
07.02.2013 в 01:27Он придёт?
-
-
07.02.2013 в 01:36Но давайте сделаем исключение - на ваш вопрос Сов отвечает "Да".
-
-
07.02.2013 в 01:40